не записан в списки живых

 http://afanarizm.livejournal.com/112106.html
Продолжительность жизни была завышена, причем очень сильно.
По советской методе если
-младенец появлялся на счет ранее 28ой недели беременености
-или младенец весил весил менее 1000 грамм
-или младенец имел длину менее 35 сантиметров

и при том умирал данный младенец до достижения семидневного возраста (168 часов), то в статистику детской смернтости он не попадал - вместо этого его засчитывали как выкидыш.

По ВОЗ - все эти младенцы - рожденные дети.

(no subject)

Watch on YouTube

500 грамм привесов в день зимой на морозе

 http://www.expert.ru/printissues/expert/2002/39/39ex-farmer1/

Менеджер по быкам

Вера Краснова, редактор отдела менеджмента журнала «Эксперт».

За семь лет Андрей Давыдов построил образцовую мясную ферму. Теперь он хочет распространить свою технологию и доказать, что Россия — лучшее место для производства высококачественного и дешевого мяса

— Всего у меня примерно шестьсот сорок гектаров угодий, и они расположены очень компактно. Вон, смотрите, там наши животные ходят на горизонте, от них еще на семьсот метров пастбища огорожены. За прудом еще двадцать пять гектаров пастбищ, сзади нас сорок гектаров, справа — еще двадцать семь… Все пастбища обнесены изгородью с током — это электропастух американский, мощный, на сто шестьдесят километров ограждения.

У нас нет ни одного человека, который выпасает животных. Все делает электропастух, скот находится на пастбище двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. Зимой — это зимнее пастбище, с мая по сентябрь — летнее.

— Получается, что коровы живут как будто в диких условиях?

— Наоборот, это самая настоящая цивилизованная демократия. Это не дикие условия. Если сказать «дикие» — это значит пастбище заросло бурьяном. Когда вы ехали, вы видели по дороге: слева, справа все заросло. А у нас наоборот.

Насчет бурьяна Андрей Давыдов был прав. Когда мы ехали по Киевскому шоссе по территории Калужской области (там, на 187−м километре, обозначен поворот на деревню Барановка, где расположилось КФХ ДИК — крестьянское фермерское хозяйство «Давыдов и команда»), всю дорогу мозолил глаза гигантских размеров конский щавель, почерневший от солнца и раскачивающийся на ветру посреди не тронутых никакой агрокультурой полей. Дело было в середине лета. И если бы не густой массив полосатых палаток с вывеской «Тульский пряник», выстроившихся вдоль того же шоссе и торгующих воздушной кукурузой в полиэтиленовых мешках, заброшенная придорожная нива была бы единственным символом умственного бессилия людей, населяющих эту местность.

С Давыдовым мы познакомились и договорились о встрече через Интернет. Уже почти на месте, слегка заблудившись на проселочной дороге, мы связались с ним по мобильному телефону. «Я уж думал, вы не приедете, собрался в город — там дочка сегодня сдает экзамен в институт». В километре от Барановки, по неширокой покрытой гравием дороге (на обочине мелькнула табличка с надписью «Частная собственность») навстречу нашей редакционной «четверке» прошуршал новенький «судзуки свифт» — это Марина Давыдова, фермерша, отправилась в областной центр без мужа. После этого, въехав в Барановку, мы легко опознали дом фермера — к нему был припаркован автомобиль еще одной известной японской марки.

Деревня состоит из трех абсолютно одинаковых кирпичных коттеджей. Они построены Давыдовым на месте вымершей лет тридцать назад прежней Барановки. В одном доме живет сам фермер с семьей, в двух других — его работники, или, как он их называет, «члены команды». Сейчас, правда, один дом пустует: работник недавно съехал, а нового еще не нашли. «Несколько семей приезжало, но они ничего не умеют, просто хотят работать. А я не могу учить, мне нужны профессионалы. Я лучше буду платить много, но профессионалам», — говорит Давыдов.

Интересно, а сам он считает себя профессионалом в том деле, которым занимается? И что это, собственно, за дело?

Военно-полевой роман

Андрей Давыдов занимается мясным скотоводством. Он разводит быков специальных пород, дающих мяса гораздо больше, чем обычные, молочные или мясо-молочные породы, и лучшего качества. Такое мясо еще называют мраморным — из-за множества тончайших жировых прожилок, делающих его сочным и нежным. Весь цивилизованный мир давно ест только такую говядину, а не ту, которую считают говядиной у нас — тощие мослы изможденных колхозным сервисом дойных буренок. «Там» молочный скот идет только на переработку, в паштет и колбасу.

Иными словами, везде 75% поголовья составляет мясной скот, а 25% — молочный, но высокопродуктивный. В России, по экспертным оценкам, сейчас всего 460 тыс. голов мясного скота, или 1,5−2% от общего поголовья. Правда, до 1917 года здесь было 17 млн герефордов, мясных симменталов и ангуссов — главных представителей мясных пород. Но в советское время об их существовании в природе знал лишь узкий круг особо ответственных работников.

— В конце семидесятых годов герефорды появились в Калужской области. Был такой первый секретарь обкома партии Кондренков, так он специально для обкомовской столовой завез около ста голов в колхоз Марьинский Малоярославского района. И там, в Марьинском, я в девяносто пятом году купил пять стельных коров. Потом получил пять телят. В девяносто шестом году купил еще шесть коров, тоже стельных. И опять получил от них телят. И так начал развиваться.

— Но вы ведь фермерствуете, насколько я знаю, с девяносто второго года. С тех пор и до середины девяностых ваше хозяйство не развивалось?

— Политика раньше была другая у правительства. Фермеру надо было заниматься всем. У меня был картофель, зерно, сено, свиньи, коровы. И нельзя было иметь наемных работников. Но это нетехнологично. Потом, когда я стал все просчитывать, оказалось, что так ничего не заработаешь.

— И вы стали думать, как можно заработать?

— В девяносто пятом году я поехал на шестнадцать дней в Канаду. Был такой проект в рамках Канадско-российского делового союза по обмену опытом между фермерами. И они организовали нам посещение ряда канадских хозяйств. Увидев молочную ферму, я понял, что не могу этого осилить, там все технически очень сложно: молокосбор, фильтрация молока, пастеризация, охлаждение. Надо было потратить очень много денег, найти их где-то, чтобы построить это все и оборудовать. Посмотрел свиноводство — и это я не потяну, это очень энергоемкий бизнес, до двадцати пяти тысяч голов свиней. Посмотрел производство картофеля — там такая техника, такие поля, такой картофель плюс оборудование по сортировке, помыву и упаковке. Я был не в состоянии такие деньги найти. А когда дошел до мясного скотоводства, я понял, что это моя стихия. Я увидел обычные сараи, с паутиной, обычное пастбище, огороженное ржавой колючей проволокой на покосившихся деревянных столбах. Зато какой там ходил мясной скот! Такие красивые, упитанные животные, ух! Я подумал: вот если бы мне таких животных иметь, я бы просто их сдавал на Калужский мясокомбинат и уже был бы миллионером. А если организовать племенные продажи!.. Минимальные затраты — вот что меня подкупило, и я решил заниматься мясным скотоводством.

— Это специальная технология?

— Да, это североамериканские технологии мясного скотоводства, которые подразумевают максимальное использование природных условий.

— Кто же вас обучал этому делу — канадцы и американцы?

— Конечно, но кроме этого я сам обучаюсь: выписываю канадские и американские журналы, переписываюсь с фермерами «оттуда» по Интернету. В США я был на курсах в девяносто шестом году, в двухтысячном году месяц там работал. В девяносто седьмом году был во Франции. Я езжу на международные выставки и встречи с коллегами раз в два года или даже каждый год, если получается.

— Вы хорошо знаете английский?

— Да. Я хорошо в школе учился. И в училище.

— В каком училище?

— В Ярославском высшем военно-финансовом.

— Значит, вы финансист по профессии?

— Я менеджер, профессионал. Когда в девяносто первом году я оставил армию, буквально за три месяца первый миллион свой заработал. Занимался перепродажей: коньяк, спички. Кроме того, до девяносто пятого года я был соучредителем издательства художественной литературы, вел там общий менеджмент. Мы продали более миллиона экземпляров книг. Свою долю прибыли я, собственно, и вложил в сельскохозяйственное производство. Построил вот эту дорогу от шоссе до фермы, провел к хозяйству высоковольтную линию, поставил трансформаторную станцию и низковольтную линию. Построил систему водоснабжения. Потом мне компенсировали эти деньги из бюджета области — в то время была строка такая: поддержка фермерских хозяйств.

Но это детали. А, возвращаясь к технологии, получается так, что я изучил, как на Западе это делается, и делаю, как они, но с учетом наших условий. То есть стараюсь грамотно скопировать, ничего своего особенно не придумываю.

Я понял, почему мы такие умные, а живем с убытками, а «у них», таких загнивающих, все хорошо, все время праздник. Надо нормально работать и при этом тратить минимально на животных, а для людей создавать максимально комфортные условия. У нас в России, к сожалению, наоборот: миллионные свинарники, миллионные дворцы-коровники, а люди живут в нищете, как и сто лет назад, ходят в туалет на улицу, в деревянный сортир.

Как устроить сортир для коров

Коровы в Барановке похожи на лошадей: с сильным корпусом, блестящей шкурой, как будто их регулярно моют шампунем и скребут щетками. Время от времени они, словно табун скакунов, весело, вприпрыжку устремляютсякуда-то. «На водопой», — поясняет Давыдов.

Вода, соль и пастбище — главное, чем должен обеспечить фермер свое стадо, согласно технологии. На ферме нет коровника в общепринятом смысле — скотина ходит без привязи круглые сутки. Если захочет пить, идет к пруду или к поилке. Если захочет посолониться — лижет содержимое пластиковых бочонков, подвешенных к кормушкам. Кормушки стоят летом пустые, а зимой, когда на пастбище нет травы, в них кладут корм: сено, солому и зерносенаж.

— Про воду я прочитал в канадском журнале «Животноводство». Там провели исследование, и оказалось, что если все оставить, как есть, и решить правильно только один вопрос — с водой, то это даствосемь-двенадцать процентов прироста выручки. Только один вопрос: чистая холодная вода на пастбище.

— А в чем, собственно, проблема?

— В том, что это деньги. Американские или канадские фермеры, когда начинают заниматься мясным скотоводством, в первую очередь обеспечивают скот хорошей водой. Во вторую — ставят ограждение. И в третью — делают травостой.

А мы вынуждены все время экономить. Взять воду: мы много лет привозили ее в бочках. И она нагревалась, то есть ухудшалось качество. Плюс затраты на солярку, дополнительная работа для механизатора. Иногда он опаздывал, животные оставались без воды. А в этом году я купил четыреста метров пластмассовой трубки и от существующего водопровода провел воду на пастбище. И все. Есть емкости, есть поплавочек, как в унитазе, и водичка сама течет. Водонапорная башня наполняется раз в день, достаточно давления пять-шесть атмосфер, чтобы полностью обеспечить водой животных.

Cattleman, или «Животновод», — очень хороший журнал, я его выписываю, хотя он стоит двадцать долларов, не считая доставки. Но высокая цена окупается. Из него я узнал и о том, как правильно устроить зимнее пастбище.

— Честно говоря, в зимнее пастбище верится с трудом. Да и не очень понятно, для чего оно нужно, ведь травы зимой все равно нет.

— Зимнее пастбище — это то же самое, что и летнее, только поменьше, всего шесть гектаров. Если есть хороший корм, животные спокойно ходят по снегу, практически без укрытия. У нас есть два трехстенных навеса: легких, некапитальных — туда скотина может зайти в непогоду. В каждом навесе выделена одна секция для весенних отелов. Больше животным для зимовки ничего не нужно. Если они входят в зиму нормально упитанными, у них сразу отрастает подшерсток, хорошая шерсть.

Правда, чтобы поддержать ту энергию, которую скот тратит в зимних условиях, надо давать ему больше грубых кормов — по моим расчетам, примерно на пятнадцать процентов больше, чем на ферме. Но мне проще заготовить больше сена, чем строить здания стоимостью в миллион рублей. И чтобы содержать эти фермы, надо море народу. Кроме того, без ферм легко решается проблема навозоудаления.

— Это что такое?

— А вы видели когда-нибудь утопающие в навозе колхозные фермы?

— А как же.

— Вывозить навоз стоит дорого, вот он и копится месяцами. Все это сказывается и на привесах, и на качестве мяса. А у нас с апреля по сентябрь коровы на летнем пастбище, так что навоз там остается. В зиму мы просто проходим бороной и все эти лепехи скрываем. А в навесах зимних постелена солома. Когда она становится мокрой, мы добавляем свежую, и получается глубокая подстилка, без этой жижи. Раз в год,в июне-июле, когда есть время, мы снимаем торцевые стенки навесов и этот навоз выдвигаем. Видите, вон у того навеса стоит пирамидка. Это как раз наш тракторист выдвинул и прочистил навес у быков. Теперь он выдвигает из «женского» навеса, там, где прячутся зимой коровы. Весь этот навоз мы через год-два, после перегнивания, как удобрение вывезем на поля под озимые культуры.

— Вы все еще выращиваете зерновые?

— Только для заготовки зерносенажа. Зерносенаж — это измельченная зеленая масса зерновых, скажем, овса в стадии молочно-восковой спелости. Мы закладываем эту массу в земляные траншеи.

— Это что-то вроде силосных ям?

— Не совсем. Это не те траншеи из бетона, которые сооружают в колхозах за бешеные деньги, и там все гниет, потому что они, как правило, ничем не накрыты, зерносенаж плохо утрамбован. Наши траншеи, во-первых, ничего не стоят, мы их просто сами выкапываем, а во-вторых, они устроены так, чтобы влажность внутри не повышалась. У них дно находится выше дороги, то есть дорога работает как дренаж. Мы закладываем туда старую солому, чтобы не было контактов с грязью. А сверху каждую наполненную траншею трамбуем бульдозером и накрываем пленкой. Обычной пленкой, которая продается для теплиц. Накрываем, склеиваем скотчем все стыки. А потом сверху эту пленку сантиметров на пятнадцать соломой накрываем, чтобы не промерзало и не было прямого попадания солнечного света. В Америке для этого используется специальная черная пленка.

— Выходит, ваша главная забота летом — это заготовка кормов на зиму?

— Мы и за летним пастбищем ухаживаем. У нас все стрижется, все аккуратно.

— Для чего вам аккуратное пастбище?

— Скотина ест самую вкусную траву, которая ей нравится. А то, что ей не нравится, сорняки всякие, лопухи, конский щавель остаются и разрастаются. Колхозное пастбище, если скот уже выгнали, никогда не стригут. Это плохо. А у нас после каждого стравливания косилка скашивает все, что осталось. И получается, что мы выравниваем условия для хорошей травы и для сорняков.

— Что такое стравливание?

— Стравливание — это когда корова ест траву. Проходит три недели — и травка после дождей поднимается опять. Опять животные ходят. И так четыре раза за сезон. И каждый раз животные словно возвращаются в май, когда сочная, хорошая трава. В колхозе этого нет. Колхозные пастбища — это действительно дикие пастбища, как вы сказали. А у нас пастбища ухоженные. И у них даже по технологии название «культурные»: «долголетние культурные пастбища» — ДКП. Так делают в Европе. Весь мир так делает.

— А сено вы как заготавливаете?

— Используя солнце, как и везде. Сушим, прессуем в рулоны и потом складываем их в скирды, сверху накрываем пленкой, так лучше хранится. Этот метод очень дешев. Мы считали — около восьми тысяч рублей необходимо, чтобы укрыть пленкой четыреста тонн сена. А если строить хранилище, нужно брать кредит около двухсот пятидесяти тысяч рублей плюс двадцать пять процентов каждый год выплачивать по обслуживанию кредита.

— Да, экономия впечатляет. Но неужели у вас нет никакого современного, дорогого оборудования? Электропастух, например, сколько стоит?

— Американский электропастух, или энерджайзер, машинка, которая вырабатывает кратковременный высоковольтный ток, импульсами, раз в секунду, стоит восемьсот долларов. Но когда большие ограждения, это окупается. Скажем, у меня сейчас пятнадцать километров ограждения, и это уже выгодно, а мой энерджайзер рассчитан на сто шестьдесят километров. То есть резерв увеличения еще в десять раз. А потребляемая мощность — всего пятнадцать ватт, четверть от шестидесятиваттной лампочки, это копейки. Такие машинки стоят у всех фермеров за границей, у нас их пока единицы.

Все остальное очень дешево. Вот заземление: три трубы вбиты на полтора метра в глубину — и ток пошел на оцинкованную проволочку, которая, в свою очередь, идет по пластиковым изоляторам. Пластиковые изоляторы закрепляются на деревянных столбах.

 

— Проволока и столбы тоже американские?

— Вообще-то их можно купить у западных поставщиков. Я вначале покупал у одной шведской фирмы, потом у американской. Но в этом году мы заказали пластиковые изоляторы в Москве, по американскому аналогу, а столбы сделали свои. Что наш столб, деревянный, что пластмассовый шведский — разницы нет, они выполняют свою функцию. Только наш стоит десять рублей, а тот — полтора доллара или доллар семьдесят. Разница в пять раз.

Ограждение пастбища окупается за один сезон, а потом надо только заменять десять-двенадцать столбов в год, это не так тяжело. А в целом эта штука — электропастух и электроизгородь — заменяет мне трудшести-десяти пастухов-алкоголиков. И исключает стресс у животных.

— Вы хотите сказать, что, когда скотину бьет током, у нее не бывает стресса?

— Когда животное касается проволоки, его бьет сильно, но не опасно для здоровья. Это можно сравнить со свечой зажигания в автомобиле: если взяться за провод, когда работает машина, то руку сразу отдергиваешь. Такая же реакция у животных. У них вырабатывается рефлекс: нельзя подходить к ограждению — и они спокойно ходят везде, где его нет.

А представьте, когда скот перегоняют с пастбища на пастбище пастухи, со всякими прибаутками, русской народной речью, щелкая кнутами, с кучей пыли, животные идут понурив головы — какая там молочность, какие привесы?

— А какие привесы у вас?

— Шестьсот-семьсот граммов летом и пятьсот граммов зимой — это суточный привес. А у колхозных коров, здесь, в Бабынинском районе, он не превышает трехсот граммов летом и ста пятидесяти граммов зимой. И себестоимость одного килограмма привеса у меня составляет тринадцать рублей, а в колхозах — около сорока. Это при том, что закупочные цены на мясокомбинате — менее тридцати рублей за килограмм живого веса. Вот и получается, что традиционная технология выращивания бычков заведомо убыточна, потому что это высокие затраты на электроэнергию, затраты на навозоудаление, на амортизацию дорогих зданий, на оплату труда доярок и других работников.

— Кстати, кто на вашей ферме доит коров? Жены механизаторов?

— Хороший вопрос. Весь фокус в том, что мы вообще не доим. Ни телочек, ни коров. Наша технология отличается от других тем, что теленок, родившись, находится с коровой первые двести десять дней, или семь месяцев. За это время он высасывает у нее столько молока, сколько сможет, от двух до трех тонн. В колхозе телятам дают до трехсот литров молока, то есть практически в десять раз меньше.

Дальше там:

http://www.expert.ru/printissues/expert/2002/39/39ex-farmer1/